Ананов Андрей Георгиевич

(8 августа 1945) выдающийся русский ювелир, получивший орден Густава Фаберже первой степени с бриллиантами и звание «Лучший ювелир столетия» (2000 г.) на Международной выставке, посвящённой 100-летию Всемирной выставки в Париже. Про этого незаурядного человека можно написать десяток книг, от приключенческого романа до философского трактата. В этом издании мы вынуждены сузить границы темы и представить только Ананова-Игрока. Как и все амплуа маэстро в этой жизни, слово Игрок должно быть написано с большой буквы.

«Однажды в Монте-Карло на выигранные в рулетку деньги я купил свой первый «Мерседес». Это был реванш за конный завод, проигранный когда-то там же, в Монте-Карло, моим дедом. А ювелирное искусство, проигранное Россией в семнадцатом году? Думаю, что отыграл и его, возродив в стране высокие ювелирные традиции прошлых лет. И это – второй реванш»

Наиболее точно портрет Ананова написал он сам в блестящей книге «Два туза в прикупе». Цитируем главу «Двадцать три максимум»:

«...Шарик упал на цифру двадцать три. Крупье сгрёб проигравшие фишки. Теперь только одна ставка осталась на столе, ожидая выплаты. Зато – какая ставка...

– Vingt-trois carré, cheval et plein, – произнёс крупье. В русском переводе это означало, что все фишки, стоявшие на цифре двадцать три и вокруг, выиграли, что составляло в сумме двести семьдесят тысяч французских франков. Проигравшие с завистью ожидали, кому же повезло. Повезло мне. Изо всех сил я старался сделать спокойное, благородное лицо, лицо человека, для которого выигрыши и проигрыши – дело привычное. Но сердце бешено колотилось, и боюсь, что лицо потеряло свою благородную бледность, когда я получал выигрыш.

– Messieurs, faites vos jeux, – напомнил крупье.

...Людей вокруг меня как будто больше не существовало. Ладони были мокрыми, в мозгу крутилось колесо рулетки. Внутренним зрением я вдруг увидел, как шарик, запрыгав, вновь падает на двадцать три. Это было бы удивительно, несбыточно и нереально. Это бывает крайне редко. Но это бывает. И, подчиняясь какой-то неведомой силе, толкавшей меня в пропасть, я хрипло произнёс: «Vingt-trois maximum» – и бросил крупье два только что выигранных жетона по сто тысяч франков каждый. Это означало, что к выигравшей ставке, оставшейся на столе, я добавил до максимума, то есть четыре тысячи в центр, по десять тысяч на «шеваль» и по двадцать две тысячи на «каре». Всего на цифре двадцать три и вокруг стояло сто пятьдесят тысяч франков. Видавший виды крупье улыбнулся мне приветливо, как чёрт – очередной жертве своего адского притона. Время тянулось мучительно. Наконец все ставки были сделаны, и шарик бешено завертелся вокруг медленно вращающегося колеса. Я не выдержал напряжения и отошёл от стола, с трудом протиснувшись сквозь толпу игроков и зевак.

Отойдя в дальний угол казино, я посмотрел в зеркало. На меня глядел подтянутый джентльмен в смокинге, с блестящими от возбуждения глазами, но с относительно приятным лицом.

– Ну что ж, – сказал я себе, – азартен ты, Парамоша. Ушёл бы, унёс бы двести семьдесят тысяч. Так нет, ему тут же засунуть их надо коту под хвост. На что ты надеешься, идиот! Что произойдёт чудо? Мальчик! Унеси отсюда хотя бы оставшуюся сотню тысяч! И вообще, пора уже идти к дверям. Выдача для тебя закончена. У самых дверей зала я задержался и стал издали смотреть на электронное табло, возвышавшееся над столом. Вдруг колонка цифр дёрнулась и перескочила вверх. Появилось новое выигравшее число. Оно было красное. Оно было двузначное. Если окажется двадцать пять или двадцать семь, то, значит, я зацепил одно «каре» и вернул свои деньги, да ещё и выиграл сорок две тысячи. Я медленно пошёл к столу.

В этот момент игроки, закрывавшие спинами рулетку, стали оглядываться, словно ища кого-то. Я догадался, что произошло нечто невероятное, и сердце замерло. Увидев меня, игроки молча расступились. Вид у них был такой, будто сейчас вынесут покойника. В полной тишине вдруг истерически засмеялась пожилая дама... На опустевшем столе стояла только одна ставка.

– Vingt-trois, carré, cheval et plein.

Случилось невозможное. Судьба подмигнула мне. Чёрт, хозяин вертепа, то ли проглядел, то ли затеял со мной отчаянную игру, пытаясь заполучить мою душу. Публика молчала. Краем глаза я заметил, как побежали, побросав игру, от других столов. Побежали, чтобы своими глазами увидеть чужие деньги. Ах, как дружно ненавидели меня в эту минуту собравшиеся в роскошном старинном зале люди. Причём, заметьте, далеко не бедные люди. Ах, как я был счастлив! Я, русский, чудом уцелевший в мясорубке советской жизни, своими руками схвативший судьбу за рога, пригнул-таки её к земле. Смотрите на меня, тухлые миллионеры! Вам не дано ставить дважды до максимума. Кишка тонка. Это только мы, русские, можем! Это мы по наследству от наших предков получили! А вы не получили. И не получите никогда! А теперь – смотрите. Сейчас я вас добью. И вы, суки, уже никогда не забудете этот удар. Я сделал знак крупье. Он понял, подозвал дежурного по залу, тот подозвал ещё одного. Со специальным ящиком. В него аккуратно сложили мой выигрыш, около двух миллионов франков, и понесли в отдел депозита. Как в сберкассу.

  • – Вы продолжаете игру? – спросил крупье.
  • – Нет, – ответил я.
  • – Вы снимаете ставку? – спросил крупье.
  • – Нет, – ответил я, – это вы её снимаете. Это – ваши чаевые.
  • – Месье, это очень много... Кто вы?
  • – Я русский.
  • Я вышел из казино. Крупье провожали меня стоя.

***

Мой дедушка умер, практически не узнав революции, в начале двадцатых годов, в городе Княгинине. Он был блестящим офицером, аристократом, игроком. В детстве я нашёл на чердаке бабушкин архив, где в деревянном ларце лежали пожелтевшие письма, фотографии, открытки. На одной из них было изображено красивое величественное здание, а под ним подпись: «Казино Монте-Карло, 1912 год». На обороте, почерком моего дедушки, чёрными чернилами было написано: «Ma chure, не грусти, всё, что ни делается, всё к лучшему. Прости меня, но я проиграл наших лошадей на vingt-trois. Ну и бог с ними. Нынче овёс сильно подорожал...»

Мама рассказывала мне, что где-то у нас был конный завод, более двухсот породистых лошадей. Дед проиграл их в один вечер. На всю жизнь я запомнил величественное здание на открытке, надпись: «Монте-Карло, 1912 год», и цифру двадцать три – vingt-trois, которая отняла у дедушки конный завод. Хотя дедушка оказался прав, говоря, что всё, что ни делается, – к лучшему. Через пять лет конный завод всё равно отняли бы большевики.

Я очень много думал о дедушке, проигравшем лошадей. Я представлял себе, как он, в белом смокинге или мундире, но обязательно в белом, лёгкой походкой входит в величественное здание, бросает перчатки в мягкую шляпу или фуражку, услужливо подхваченную служителем, и лёгкой походкой, стройный, высоко подняв красивую голову, входит в игорный зал. Вытаскивает тонкими пальцами длинную папиросу, затягивается тонким дымом и, поставив бокал, небрежно бросает крупье: «Vingt-trois maximum». И ослепительно улыбается сидящей напротив даме в белой шляпе.

Стоило ли говорить, как билось моё сердце, когда я впервые, в 1992 году, подъезжал к Монте-Карло на одолженном у приятеля старом «мерседесе». Я ничего не сказал жене. Я ехал на свидание со своим детством, с дедушкой, жившим в моём воображении, я хотел вдохнуть в себя вкусный табачный аромат казино, войти с гордо поднятой головой в величественное здание, чтобы потом, когда-нибудь, сказать себе: «Я был там же, где он, я чувствовал то же, что и он, я продолжил течение времён. Милый дедушка, ты был во всем прав. Ты жил ярко и умер, не испытав позора. И всё, что ни делается, – к лучшему».

Вопреки советам скупердяя приятеля, я поселился не во второразрядной гостинице, а в «Отель де Пари», хотя номер в нём стоил очень дорого, а был я в ту пору небогат (впрочем, и в эту пору тоже). Я не имел какого-то особого плана действий. Я просто приехал завоевать Монте-Карло. Мне повезло. Я встретился с нужными людьми, договорился о моей первой выставке в Монако, дал интервью местной газете и на второй день отправился покупать белый смокинг, готовясь к походу в казино. Белый смокинг удивительно шёл мне, и надолго я стал клиентом магазина одежды фирмы «Жан-Жак».

Положив в карман сумму, которую я мог себе позволить проиграть, – около тысячи долларов, – а в другой карман двести франков, чтобы, проиграв, дать крупье на чай, я отправился в казино. Надо ли говорить, что я ставил только на «vingt-trois» и, представьте себе, в первый же вечер ушёл с выигрышем, небольшим, однако в несколько раз превышающим мой «первоначальный капитал». Вернувшись в отель, я стал анализировать свою игру, пытаясь понять, почему же, при таком исключительном везении, я выиграл не слишком много. И я сделал вывод, что играл мелко. На следующий день, положив в карман все выигранные накануне деньги, я начал играть ровно в десять раз крупнее. Я сказал себе, что выигранные деньги мною не заработаны и, следовательно, жалеть их не приходится. Всё, что ни делается, – к лучшему. В тот вечер я выиграл более двадцати восьми тысяч долларов и стал игроком.

* * *

Я бродил по Монте-Карло – внешне спокойный, неторопливо-беспечный человек, – пил кофе в уличных бистро под зонтиками, улыбался прохожим, смотрел вокруг блестящими от возбуждения глазами – и ничего не видел. Я играл. И если снаружи, как мне казалось, я был спокоен и нетороплив, то внутри обстояло иначе. До сих пор, не успокаиваясь, толчками пульсировала кровь, нервы были натянуты как струны и тихонько звенели. Вновь и вновь я ставил на двадцать три, откручивая как бы назад кинофильм казино, вновь колебался, вновь рука уже тянулась поставить по тысяче на сектор, где были восемь, одиннадцать, двадцать четыре и тридцать. И вдруг как бы со стороны я слышал свой хриплый голос, произносивший удивительный заказ, уникальный в своей нелогичности.

Самое удивительное, что меня тянуло обратно. В казино. Адреналин требовал выхода, ноги сами поворачивались в сторону центральной площади Монте-Карло. Но я знал, что ни в коем случае не должен больше играть в этот приезд. Потому что наверняка проиграю, и дело даже не в деньгах, а в том, что праздник будет испорчен. И потом, было как-то неловко. Одно дело – легко выиграть два миллиона и легко уйти, бросив на чай крупье его полугодовой заработок. И другое дело – вернуться, расписавшись в своей зависимости от призрачной заманчивости лёгкого выигрыша.

Но адреналин вырабатывался непроизвольно, будоражил душу, требовал выхода. Надо было что-то придумать, отвлечься от мыслей об игре. Из открытого окна доносился скрипичный концерт Вивальди. Кинолента образов продолжила музыку: скрипка, старый американский фильм «Рапсодия», главный герой, его богатая любовница, подъезжающая за ним на «мерседесе». Скрипач элегантно перешагивал через борт, не открывая дверцу двухместной спортивной машины... Я придумал. Я выполню несбывшуюся мечту юности – я куплю роскошную машину и, пусть я уже не так молод и элегантен, перешагну-таки через борт, хоть раз в жизни. Я оставлю вещественную память об этом сумасшедшем «вен труа», я куплю шикарную машину и тут же уеду на ней в Париж, уеду из этого дьявольского города, полного соблазнов, я избавлюсь от магического притяжения казино.

Вернувшись в отель, я попросил Жака, консьержа, обзвонить гаражи лучших автомобильных фирм мира. Несмотря на приближающееся окончание рабочего дня и начало священного для французов уик-энда, через час пять роскошных лимузинов окружили клумбу напротив «Отель де Пари». Прекрасная погода и толпа туристов дополняли картину. Я обстоятельно обошёл машины. Каждая из них была по-своему хороша. Я ходил вокруг и размышлял. «Роллс-ройс», белый, открытый, чем-то напоминает открытый гроб. Нет, я ещё не так стар для этого катафалка. «Порш», черный, приземистый, маленький, но какой-то легкомысленный, молодёжный. Машина для сопливых миллионеров. «Феррари». Модно, ярко, но уж очень неприлично. Какая-то чрезмерно наглая машина. «Ягуар». Хорош. Эту марку мы, советские люди, наизусть знали из романов Хемингуэя. Но «Мерседес»... Низкий, словно присевшая обаятельная лягушка, безупречно элегантный, вишнёво-перламутрового цвета, с автоматически отскакивающей металлической крышей, что за несколько секунд превращает его в кабриолет, с автоматически открывающимся кожаным тентом, одно название модели чего стоит: «род стар» – звезда дорог. И в него можно сесть, элегантно перекинув ногу через борт, не открывая дверцу. Двухместное чудовище с мотором мощностью около четырёхсот лошадиных сил. Материализованная мечта, главный герой юношеских мечтаний. Я выбрал. Я забыл спросить о цене. Мне до чёртиков хотелось скорее сесть за руль. Так и подмывало сказать: «Дяденька, дай прокатиться». И я сказал. И он дал. Я сел за руль, и мы медленно и важно покатили по улицам Монако, мимо завистливо глядящих вслед прохожих, вежливо улыбающихся полицейских, в сторону лазурного моря.

Сидевший в машине клерк фирмы «Мерседес», несколько нагловатый молодой итальянец, изо всех сил старался держаться солидно и корректно. Однако нет-нет да и выползала из него противная интонация своего превосходства над этим русским, вылезало тщательно скрытое негодование от того, что это я хозяин, а он – слуга, а не наоборот. И тут, в отместку, в голове моей созрел дьявольский план. Я придумал финальную сцену спектакля, начавшегося в казино. По всем законам классического искусства в казино этот спектакль должен и закончиться.

– Ну, что ж. Машину я беру. Говорите цену.

Он сказал. Явно прибавив процентов двадцать, в расчёте на торговлю. Но я не стал торговаться.

– В понедельник, если вы придёте, – опять с издёвкой произнёс «Мерседес», – мы её оформим.

– Мы её сегодня оформим, – тоном, не допускающим возражений, сказал я.

– Но сегодня банки закрыты. Уже поздно.

– Наличные возьмёте?

– Да... – неуверенно и обескуражено выдавил «Мерседес».

– Пошли. – Мы припарковали машину и направились в сторону отеля.

План мой был основан на том, что выигрыш хранился в депозитном отделе казино. Оттуда его можно было получить в течение одной минуты, правда, жетонами, а не наличкой. Достаточно было сделать знак крупье и расписаться в персональной карточке, не отходя от игорного стола. Выйдя на площадь, мы свернули в сторону казино. Вначале «Мерседес» шёл за мной безропотно, думая, видимо, что я веду его в сейфы отеля. Но, увидев перед собой ступени казино, забеспокоился.

– Пойдём, пойдём, – тянул я его за собой.

– Зачем? – не понимал «Мерседес».

– Это недолго. Минут пять-десять. Сейчас я выиграю... сколько ты говорил?.. Ну, вот и рассчитаемся.

«Мерседес» пришёл в ярость. Презрение к идиоту-русскому, замешательство, огорчение по поводу загубленного уик-энда, и ещё многое-многое другое было написано на его наглой морде крупными буквами. Я затащил его в казино чуть ли не силой.

– Постой рядом, это недолго. Минут десять.

Я достал из кармана некоторую сумму и начал играть. «Мерседес» стоял, всем своим видом показывая, что он обо мне думает. Минут через пять я сделал вид, что закончились сигареты в пачке. И отправил его в бар за «Мальборо». Остальное было делом техники. Пока он отсутствовал, мне принесли жетоны из депозита. К тому же в момент появления «Мерседеса» с сигаретами я ещё и выиграл. Полную ставку на тридцать два. Около меня на столе лежала куча жетонов по сто тысяч франков каждый. Туда же я грёб и новый выигрыш – ещё сто тридцать четыре тысячи.

– Вот видишь, я же говорил... – мягко сказал я. – Всего-то делов – минут десять. А ты не верил...

«Мерседеса» хватил столбняк. Он тупо смотрел на жетоны, на стол, зачем-то оглянулся, как бы убеждаясь, что всё это не во сне. Он молча шевелил губами – то ли молился, то ли ругался, то ли делил в уме мой выигрыш на свою зарплату. Пошли, – поднялся я из-за стола, распихивая по карманам жетоны. Он поплёлся за мной к кассе, где нам долго отсчитывали наличку, а затем погрузили её в две бумажные сумки, точь-в-точь как картошку в супермаркете.

Пока мы ожидали погрузки, я спросил «Мерседеса»:

– Сколько «лошадей» в двигателе?

– Около четырёхсот.

– Ну, что же. Мой дедушка проиграл здесь конный завод сто лет назад. Двести породистых лошадей сегодня я отыграл. Понимаешь, парень?

Парень с готовностью кивал головой, как тряпочный, и услужливо улыбался. Он уже окончательно потерял способность что-нибудь понимать. Только иногда шевелил губами, словно жевал траву. Через час, элегантно перешагнув через борт, я уже мчался со скоростью двести шестьдесят километров в час навстречу Парижу, навстречу ничего не подозревающей жене, летевшей из Петербурга, навстречу своей счастливой судьбе. Мой ангел-хранитель, хлопая крыльями, еле поспевал за мной.

***

Про игру Андрея Ананова можно рассказать очень много. Когда появился клуб любителей преферанса в сети Интернет – Клуб Марьяж (Marriage Internet Club) – Андрей Георгиевич влюбился в него без оглядки и проводил в клубе чуть не 24 часа в сутки. Он учредил в клубе турнир – Золотой ТУЗ и собственноручно изготовил 4 памятных драгоценных приза – в своей излюбленной манере: «эмаль, золото и немного бриллиантов». Сегодня, когда турнир ЗОЛОТОЙ ТУЗ и сам клуб МАРЬЯЖ стали историей, можно обнародовать и такой факт: Тимофей Беляев, давний поклонник творчества Ананова, задался целью собрать в одних руках всю серию «золотых тузов». Увы! Обладатели «тузов» не прельстились на деньги! Хотя меценат предлагал им пятикратную цену! Работа Ананова плюс престиж самого трофея сделали эти вещицы бесценными (намёк коллекционерам будущего: теперь вы знаете, что надо искать).

Я мог бы рассказать о своих личных впечатлениях от совместных игр с Андреем Анановым в казино «Метрополь» и «Комос» в Москве, в казино «Премьер» в Санкт-Петербурге, о незабываемой игре с ним в гусарский преферанс у него дома. Но я боюсь выйти за рамки жанра энциклопедии и оставлю эти зарисовки для журнальных эссе.

Не могу удержаться, чтобы не поведать одну короткую историю, характеризующую отношение Андрея Ананова к своим друзьям. Сижу, играю в казино конти в Санкт-Петербурге. Всё проиграл и прошу предоставить мне кредит. Менеджер несёт фишки и уточняет, готов ли я вернуть кредит в течение 24-х часов (тут надо сказать, что живу я в Москве, и домой в тот момент не собирался).

Я поблагодарил менеджеров за доверие и позвонил Ананову: «Андрей Георгиевич! Я в Питере. Не могли бы Вы меня выручить? Мне срочно понадобились три тысячи долларов». Ананов явным образом конфузится: «Всегда к вашим услугам, но дело в том, что я сейчас нахожусь в городе Париже…» Менеджеры казино смотрят на меня с еле скрываемой издёвкой (Интересно, сколько ты ещё сделаешь звонков и кто тебе даст такую сумму?!). Ананов как будто почувствовал, что мне очень надо! – Перезвоню через пять минут. Через пару минут он перезвонил и спросил, куда подвезти деньги. – Приедет мой шофёр и передаст три тысячи человеку, предъявившему паспорт на имя Дмитрия Лесного.

Что можно сказать! Приятно! Спасибо, Андрей Георгиевич! Такие поступки дорогого стоят!

   

Много историй про Андрея Ананова можно найти в повести Михаила Болотовского Игорная проповедь

Пресса

2013-06-03 Андрей Ананов о Путине, Собчаке и золотых яйцах

2010-01-11 Андрей Ананов – исповедь ювелира

 

Подписаться на новые публикации автора

Комментарии (0)

Пожалуйста, авторизуйтесь для того, чтобы комментировать