В разгар праздничного гулянья в Сокольниках 9 мая 1795 года московские обыватели стали свидетелями жестокой кулачной схватки двух буянов. Их скрутили и препроводили в главный полицейский орган Москвы того времени – Управу благочиния в Столешниковом переулке.
В управе дежурил опытный полицейский чиновник – 47-летний Захар Аникеевич Горюшкин. Сам он был из мещан, начинал службу мальчиком на побегушках и “самоуком” постиг не только грамоту, но и юридические науки. За его плечами был 25-летний опыт ловли воров и мазуриков. Горюшкин, не мешкая, приступил к допросу драчунов. Ими оказались отставной подпоручик Афанасий Волжин и отставной коллежский асессор Павел Иевлев. Волжин пострадал в драке сильнее, что позволило Горюшкину надавить на Иевлева, угрожая ему строгой карой за физическое увечье. Вскоре тот признался, что проиграл Волжину в карты 10 тысяч рублей (огромные тогда деньжищи!) и заподозрил того в шулерстве. После этого вспыхнула драка.
Горюшкин послал на квартиру Волжина наряд полиции с обыском, во время которого были обнаружены несколько десятков колод крапленых карт, ящик с ювелирными украшениями, а также ассигнации и денежные векселя на общую сумму в 159 тысяч рублей. Все эти находки давали основание привлечь Волжина к суду в соответствии с подписанным императрицей Екатериной в 1782 году Уставом благочиния, запрещавшим азартные карточные игры под страхом тюремного заключения и солидных денежных штрафов. Поэтому Горюшкин написал соответствующую бумагу на имя обер-полицмейстера Москвы генерала А.К. Кавелина, а тот по согласованию с московским главнокомандующим М. М. Измайловым посадил Волжина под арест в Семёновские казармы. Иевлев был отпущен на жительство в гостиницу с запрещением покидать Москву. На всякий случай за ним был установлен тайный полицейский надзор.
Пока Волжин находился в заключении, москвичей взбудоражила ещё одна новость. Молодой кассир Московского почтамта Шатилович принял яд накануне ревизий доверенных ему денежных ящиков. В предсмертном письме он заявил, что проиграл 26 тысяч рублей казённых денег. К посланию самоубийцы был приложен список его карточных партнёров. Этот список открывали фамилии Волжина и Иевлева…
Тем временем Горюшкин получил из канцелярии обер-полицмейстера Санкт-Петербурга И. К. Девиера сообщение о том, что прежде живший в северной столице Иевлев был хорошо известен как “игрок развратного поведения”, за что и был оттуда выслан административным порядком. Сыщик распорядился задержать Иевлева и устроил подследственным очную ставку. Они признались, что принадлежали к одной компании шулеров, именуемой “Академия”, которую возглавлял некий секунд-майор Ротштейн. Некто Мелимонов предоставлял для игры собственную квартиру; а также заманивал туда неопытных игроков. Следствие выяснило, что игорный дом Мелимонова посещали отпрыски самых знатных родов – князья Шаховской, Голицын, Мещерский. Их участие в азартных играх до поры позволяло шулерам действовать, не опасаясь столичной полиции. Чтобы не отпугнуть высокопоставленных клиентов, бывших “крышей” для игорного бизнеса, его устроители хитрили и обыгрывали тех лишь на небольшие суммы денег. Зато вовсю “отрывались” на заезжих офицерах, помещиках и купцах. Жертвы шулеров, напуганные обилием знатных персон вокруг игровых столов, не подавали властям никаких жалоб.
“Академия” дала сбой лишь на Шатиловиче. Мелимонов пригласил его на квартиру якобы в знак примирения после ссоры по службе: На самом деле он хотел отомстить юноше и усадил его за один стол с опытными шулерами. Большая часть выигрыша при дележе попала в руки Волжина, а его партнёр Иевлев остался недоволен разделом и предъявил претензии на 10 тысяч рублей. Итогом их ссоры стала вышеописанная драка в Сокольниках.
Екатерина II к тому времени слыла весьма ретивой моралисткой и как бы забыла о собственных проигрышах за игровым столом. Она потребовала от московских властей решительных мер по борьбе с “картежом” в Первопрестольной. В июне-июле 1795 года полиция и приданные ей два эскадрона драгун, почти каждую ночь проводили облавы по “подозрительным” адресам в поисках карточных притонов. Поводом к обыску могли быть скопление карет возле дома, ночной шум из окон. Благодаря этому и показаниям “перетрусивших “академиков” в Москве задержали более 70 шулеров. Бывшие среди них офицеры получили до 3 месяца гауптвахты, а затем переведены в провинцию. Мелкие” чиновники были высечены в полицейских участках. Среди игроков затесалось и несколько иностранцев, по преимуществу французов, бежавших в Россию от революции. Они были высланы обратно на мятежную родину, а их списки напечатали в газетах.
Судьбу же пойманных шулеров определил монарший рескрипт: “Коллежских асессоров Иевлева и Мелимонова, секунд-майора Ротштейна, подпоручика Волжина и секретаря Попова за нечистую игру сослать в уездные города Вологодской и Вятской губерний. Изъятые у Волжина 159 тысяч рублей передать в Приказ Общественного призрения в пользу богоугодных заведений…”. Московский главнокомандующий Измайлов и обер-полицмейстер Кавелин получили письменную благодарность императрицы. Сыщик Горюшкин, как водится на Руси, остался без наград.
Екатерина II скончалась через год после описываемых событий. Павел I вернул из тюрем и ссылок большинство лиц, осужденных за время царствования его матери. Однако на шулеров и других мошенников эта амнистия не распространялась.
Из архивов Московской сыскной полиции.
Дмитрий Лесной