18 фев 2022 Дмитрий Лесной Tags: люди

Честерфилд

(1694-1773) великий английский писатель-моралист, автор «Писем к сыну» и нескольких других произведений, получивших широкую известность и переведённых на все европейские языки. Филип Дормер Стенхоп, унаследовавший после смерти отца (1726) графский титул, имя Честерфилда и кресло в палате лордов, происходил из знатного английского рода: его отец, также носивший имя Филипа Стенхопа, был членом палаты лордов, а мать, Елизавета Сэвил, была дочерью Джорджа Сэвила, маркиза Галифакса. С азартной карточной игрой Честерфилд был знаком не понаслышке, о чём свидетельствуют его письма сыну, в которых он пытается предостеречь юношу от коварных соблазнов Парижа. Одно из этих писем нам хочется воспроизвести здесь целиком:

LX

Лондон, 26 апреля ст. ст. 1750 г.

Милый друг,

Близок день, когда ты поедешь в Париж; поездка эта в том или другом отношении, но непременно будет иметь огромные последствия для тебя, и поэтому в письмах своих я впредь всегда буду иметь этот новый меридиан. Там подле тебя не будет уже м-ра Харта и ты во всём должен будешь руководствоваться собственным благоразумием, а я позволю себе всё же немного усомниться в благоразумии восемнадцатилетнего юноши. В Академии ты повстречаешь множество молодых людей, которые будут ещё менее благоразумны, чем ты. Со всеми из них тебе придётся познакомиться, но сначала хорошенько оглядись и узнай, что это за люди, а потом уже сближайся с ними и caeteris paribus[1] останови свой выбор на лицах более высокого положения и знатных. Окажи им особое внимание – тогда ты будешь принят в их дома и сможешь бывать в самом лучшем обществе. Все эти юные французы до чрезвычайности étourdis[2]: будь осторожен, избегай всякого рода столкновений и ссор; даже шутя не позволяй себе никаких фамильярных жестов; воздержись от jeux de main[3] и coups de chambriere[4], – то и другое нередко приводит к ссорам. Будь, пожалуйста, таким же весёлым, как и они, но вместе с тем будь и немного поумней. Ты убедишься, что в отношении изящной литературы большинство из них – сущие невежды; не попрекай их этим невежеством и не давай им почувствовать своё превосходство над ними; они нисколько не виноваты в том, что воспитаны для военной службы. Но вместе с тем не позволяй этим невежественным и праздным людям посягать на утренние твои часы, которые ты, может быть, сумеешь посвятить серьёзным занятиям. Никаких завтраков вместе с ними – это отнимает очень много времени, лучше скажи им (только отнюдь не назидательным менторским тоном), что утром ты собираешься часа два-три почитать, а всё остальное время ты к их услугам. Между прочим, я всё же надеюсь, что и вечера свои ты будешь проводить среди людей более умных.

Настоятельным образом прошу тебя, никогда не показывайся в так называемой английской кофейне, – это настоящий притон всех английских ничтожеств, равно как и преступников, бежавших от ирландского и шотландского суда; там нередки скандалы и пьяные ссоры; словом, я не знаю более отвратительного места во всём Париже. Да и вообще кофейни и таверны не делают чести этому городу. Всячески остерегайся великого множества разодетых и изысканных в речах chevaliers d'industrie[5] и aventuriers[6], которыми кишмя кишит Париж, и старайся никого не обижать, но держаться подальше от людей, положение и репутация которых тебе неизвестны. Какой-нибудь «граф» или «шевалье» в красивом, обшитом галуном кафтане et tres bien mis[7] подходит к тебе где-нибудь в театре или в другом общественном месте; он, видите ли, с первого взгляда почувствовал к тебе безмерное расположение, он понимает, что ты очень знатный иностранец, и предлагает тебе свои услуги и горит желанием, насколько это будет в его скромных возможностях, помочь тебе вкусить les agréments de Paris[8]. Он знаком с некими знатными дамами, qui préfиrent une petite société agréable, et des petits soupers aimables d'honnкtes gens, au tumulte et а la dissipation de Paris[9]. Он получит величайшее удовольствие, если будет иметь честь представить тебя этим высокопоставленным дамам. Допустим, что ты согласился принять его любезное предложение и отправился с ним, – ты найдёшь au troisieme[10] красивую, раскрашенную и расфуфыренную проститутку в затканном золотом или серебром выцветшем поношенном платье, делающую вид, что играет в карты на ливры с тремя или четырьмя хорошо одетыми шулерами, которых она величает маркизом, графом и шевалье. Дама эта встречает тебя очень вежливо и приветливо со всеми complimentes de routine[11], без которых вообще ни одна француженка не может обойтись. Хоть она и любит уединённую жизнь и старательно избегает le grand monde[12], она всё же премного обязана господину маркизу за то, что он познакомил её с таким выдающимся и замечательным человеком, как ты, только она не знает, чем лучше развлечь тебя: у неё дома ведь принято играть не выше чем по одному ливру; если ты можешь заинтересоваться игрой по такой ничтожной ставке в ожидании ужина, то а la bonne heure[13]. Итак, ты садишься за эту игру по самой маленькой, причём вся эта компания старается дать тебе выиграть ливров пятнадцать-шестнадцать, и по этому случаю все поздравляют тебя с удачей и расточают похвалы твоему уменью играть. Подают ужин, и хороший, – в расчёте на то, что ты за него заплатишь. La marquise en fait les honneurs au mieux[14], ведёт разговор о высоких чувствах, о moeurs, et morale[15], перемежая его с enjouement[16] и украдкой строит тебе глазки, намекая, что тебе не надо терять надежду. После ужина заходит разговор об игре в фараон, в ландскнехт или квинтич: шевалье предлагает полчасика поиграть в какую-нибудь из этих игр; маркиза горячо возражает и клянётся, что не потерпит этого у себя в доме, но в конце концов соглашается, после того как её уверяют, que ce ne sera que pour des riens[17]. Тогда-то и настаёт долгожданная минута, и всё начинается: в лучшем случае ты проигрываешь шулерам все свои деньги, если же ты засидишься за полночь, у тебя ещё могут отнять часы или табакерку, а для пущей надёжности и убить тебя. Могу тебя уверить, что здесь нет ни малейшего преувеличения, я только в точности рассказал тебе то, что каждый день происходит с неопытными юнцами, прибывающими в Париж. Помни, что всех этих любезных господ, которые с первого взгляда проникаются к тебе такой симпатией, ты должен встречать очень холодно и, куда бы ни стали приглашать тебя, уметь отказать им, сославшись на то, что вечер у тебя уже занят.

Может статься, что где-нибудь в многолюдном и хорошем обществе ты повстречаешь ловкача, которому захочется обыграть тебя в карты и который уверен, что ему это удастся, если ты только согласишься стать его партнёром. Поэтому положи себе за правило и неукоснительно этому правилу следуй: никогда не играть в мужской компании, а только со светскими дамами, и притом по низкой ставке, или же в обществе, где будут и мужчины, и дамы. Вместе с тем, если тебе предложат играть по более крупной ставке, нежели ты привык, не отказывайся от этого с серьёзным нравоучительным видом, не говори, что было бы безумием рисковать столь значительной для тебя суммой, сумей отказаться от этих приглашений весело и en badinant[18]. Скажи, что, может быть, и стал бы играть, если бы был уверен, что непременно проиграешь, но так как нельзя исключать возможности выигрыша, ты боишься l'embarras des richesses[19], с тех пор как видел, в сколь затруднительное положение был поставлен этим бедный Арлекин, и что ты поэтому твёрдо решил играть только так, чтобы за вечер никогда не выигрывать больше двух луидоров: юноше твоего возраста гораздо больше пристало, отказываясь от приглашений людей, пытающихся склонить его к пороку и сумасбродствам, не вступать с ними в серьёзные философские споры, а просто превратить всё в шутку; к тому же такой отказ всегда покажется более убедительным. Про молодого человека, лишённого собственной воли и делающего всё, что от него хотят, принято говорить, что он хороший парень, но вместе с тем все думают, что он просто набитый дурак. Действуй разумно, руководствуясь твёрдыми принципами и верными побуждениями, но храни и те, и другие втайне и никогда не пускайся в нравоучения. Когда тебя уговаривают выпить, скажи, что рад был бы поддержать компанию, но что ты настолько быстро пьянеешь и чувствуешь себя потом плохо, que le jeu ne vaut pas la chandelle[20].

Прошу тебя, окажи побольше внимания месье да ла Гериньеру и будь с ним полюбезнее: он на хорошем счету у принца Карла и у многих людей, принадлежащих к высшим кругам Парижа; его отзывы о тебе будут очень важны для твоей репутации в этом городе, не говоря уж о том, что его покровительство окажется полезным для тебя и в самой Академии. По причинам, которые я тебе уже излагал в моём последнем письме, мне хотелось бы, чтобы ты был interne[21] в Академии в течение первых шести месяцев, после чего, обещаю тебе, у тебя будет собственная квартира dans un hôtel garni[22], – если за это время я получу о тебе хорошие отзывы и ты будешь принят в лучших французских домах и сумеешь заслужить себе там уважение. Теперь тебе, слава богу, не нужно ничего, кроме привлекательной наружности, того завершающего всё лоска, той tournure du mande[23] и тех манер, которые так необходимы, чтобы украсить человека и дать возможность всем его достоинствам проявиться. Приобрести это можно только в изысканном обществе, а самое лучшее французское общество для этого более всего подходит. Тебе не придётся искать удобного случая: я пришлю тебе письма, которые введут тебя в самые высшие круги – не только beau monde[24], но также и beaux esprits[25]. Поэтому прошу тебя, посвяти весь этот год самому важному для тебя делу – завершению своего воспитания, и не позволяй себе отвлекаться от этой цели, предаваясь праздному распутству, потакая низким соблазнам и следуя дурным примерам. Кончится этот год – и можешь делать всё, что захочешь, – в твою жизнь я больше вмешиваться не стану. Я уверен, что оба мы, и ты и я, сможем быть тогда за неё спокойны. Прощай.

Цитируется по: Честерфилд. Письма к сыну. Максимы. Характеры. Стр. 141-144

По установившейся в то время в состоятельных английских семьях традиции образование молодых людей завершалось так называемой «большой поездкой» (Grand Tour) – более или менее продолжительным путешествием по континентальной Европе, преимущественно по Франции и Италии. В 1714 г., после четырёхлетнего обучения в Кембридже (в колледже Троицы – Trinity Hall) в подобное путешествие отправился и двадцатилетний Филип. Путь его лежал в Голландию. В Гааге юный Стенхоп вплотную столкнулся с жизнью. В «красивой деревне», как называл Гаагу сам Честерфилд, было много иностранцев, всевозможных искателей удачи и приключений, много соблазнов, особенно для человека с деньгами. Лето 1714 года, проведённое в такой обстановке, преобразило вчерашнего школяра – он стал забывать привычки, приобретённые в университете, забросил свои занятия и пристрастился к карточной игре. «Когда я приехал за границу, – вспоминал он уже в зрелые годы, – я прежде всего явился в Гаагу, где карточная игра была в моде в ту пору и где я заметил, что игре предавались также люди самого блистательного звания и положения. Я был тогда слишком молод и слишком глуп, чтобы понять, что игра была для них одним из средств завершить образование; и так как я стремился к совершенству, я усвоил игру как шаг к нему». «Дело зашло, впрочем, не слишком далеко, – успокаивает нас М.П. Алексеев в статье «Честерфилд и его «Письма к сыну»; – сам юноша, по его поздним свидетельствам, одумался быстро и признал, что ремесло и порочные привычки картёжника не только не украшают человека, но налагают на него позорное пятно». Как видно из текста самого письма, папаша предостерегает своего отпрыска от возможных плутней и происков парижских авантюристов, с которыми, судя по детальности описания обстановки шулерской игры, Честерфилд сталкивался не один раз.

Судя по некоторым другим сведениям, почерпнутым из источников, не заслуживающих безусловного доверия, Честерфилд вообще был человеком азартным и склонным к игре, пари и т.п. В бытность свою послом в Голландии (1727-1732) граф Честерфилд стал героем скандальной любовной истории. Ходила молва, что увлечение своё скромной девушкой по имени Элизабет дю Буше из семьи французских эмигрантов он притворно разыграл на пари, которое будто бы заключил в кругу молодых повес своего круга. Однако, любовная история зашла дальше, чем предполагалось, Элизабет стала матерью, была таким образом скомпрометирована и потеряла место гувернантки. Филип дал мальчику своё имя и фамилию, а его матери – скромный пансион в предместье Лондона. Впоследствии Честерфилд привязался к сыну и именно ему писал свои знаменитые письма.

Литература: Честерфилд. Письма к сыну. Максимы. Характеры; Алексеев М.П. Честерфилд и его «Письма к сыну» // В кн. Честерфилд. Письма к сыну. Максимы. Характеры. (стр. 257).

Иллюстрации: Честерфилд. Письма к сыну. Максимы. Характеры. – стр. 224


[1] при прочих равных (лат.)

[2] шальные (франц.)

[3] всяких хлопков и шлепков (франц.)

[4] [не позволяй себе] ударов хлыстом (франц.)

[5] проходимцев (франц.)

[6] искателей приключений, авантюристов (франц.)

[7] и отлично одетый  (франц.)

[8] парижские развлечения (франц.)

[9] которые предпочитают немногочисленное простое общество и ужин в небольшой и приятной компании порядочных людей шумному разгулу Парижа (франц.)

[10] на четвёртом этаже (франц.)

[11] избитыми комплиментами (франц.)

[12] большого света (франц.)

[13] прекрасно (франц.)

[14] Маркиза угощает им на славу (франц.)

[15] нравах и морали (франц.)

[16] шутками (франц.)

[17] что ставка будет пустячной (франц.)

[18] шутливо (франц.)

[19] затруднения от избытка (франц.)

[20] что игра не стоит свеч (франц.)

[21] на пансионе (франц.)

[22] в меблированных комнатах (франц.)

[23] светской внешности (франц.)

[24] высшего света (франц.)

[25] людей большого ума (франц.)

Подписаться на новые публикации автора

Комментарии (0)

Пожалуйста, авторизуйтесь для того, чтобы комментировать