Холмов, Ратмир Дмитриевич

(13 мая 1925, Шенкурск — 18 февраля 2006, Москва) советский и российский шахматист, гроссмейстер (1960). Чемпион Москвы (1987).

Пётр Марусенко. Морской волк.

Пожалуй, ни у кого из гроссмейстеров нету такой ярой и трудной биографии, с шахматами напрямую не связанной, как у Ратмира Холмо­ва. С самого детства судьба не баловала его. В 12 лет он потерял отца (был это 1937 год, тогда многие теряли родных и близких). Ратмир ос­тался с матерью в Архангельске.

Именно тогда ему попались в руки две шах­матные книги: «Моя система» Нимцовича и «На пути к высшим шахматным достижениям» Але­хина. И Ратмир полюбил древнюю мудрую игру. Конечно, сильной школы шахмат в ту пору в Ар­хангельске не было, поэтому книги были чуть ли не единственными его учителями. А еще беско­нечные блиц-партии с опытными шахматистами. Причем в Архангельске не было шахматных ча­сов, поэтому игра шла по счету — раз, два, три, четыре, пять — ход белых: раз, два, три, четы­ре, пять — ход черных. Взрослые быстро приня­ли паренька в свою компанию.

Впрочем, он стал взрослым не только как шах­матист. Семье было трудно сводить концы с кон­цами, и Ратмир пошел работать. А в 1942 году началась «морская карьера» Холмова. Парень он был крепкий, не робкого десятка. Поэтому он хо­тел быть похожим на бывалых моряков. Но жизнь быстро доказала подростку, что быть морским волком не только романтично, но и весьма мучи­тельно. Морская болезнь была до того сильной, что его мутило от одной только мысли о еде.

Но прежде, чем окончательно расстаться с мо­рем, Ратмиру предстояло пережить еще немало приключений. В 1943 году Холмов окончил курсы машинистов. Разбит был архангельский порт, че­рез который осуществлялась связь с Соединен­ными Штатами. Поэтому Холмова вместе с това­рищами и направили во Владивосток.

Там Холмов ощутил на себе Божию милость. Он должен был плыть в Америку на мощном ко­рабле «Тбилиси», но в последний момент его отправили на судне такого же класса «Архан­гельск». «Тбилиси» погиб от немецкой атаки, «Архангельск» был подорван, но все же уцелел.

А возвращался из Америки Холмов на тяжело груженном танкере «Мариуполь». Судно попало в ужасающий шторм, а к тому же еще нарва­лось на мину. В результате танкер сел на ост­рые рифы, как на шипы, и сколько его ни дерга­ли передним и задним ходом, не двигался с места. Оказалось, что он — у берегов Японии. Прибыли и японские пограничники. Назревали неприятности. Но главная опасность была в том, что в любую минуту могли взорваться па­ровые котлы. И лишь решительные действия механиков уберегли от беды. Вскоре команду доставили на другом судне домой.

В эти годы Холмов основательно забыл о шахматах. И лишь однажды пришлось вспом­нить. В кают-компании сухогруза «Витебск» ка­питан играл на высадку с военными моряками, которые охраняли сухогруз. Капитан не знал по­ражений, пока напротив не сел будущий гросс­мейстер. Итог их поединков оказался плачев­ным для Холмова. Нет, нет, в шахматы он побе­дил. Но капитан отреваншировался по-своему. Ратмира-механика, машинного человека, пере­вели в стюарды (или, проще говоря, в официан­ты) при кают-компании. В молодом человеке заговорила профессиональная гордость, и он наотрез отказался от новой должности, вследс­твие чего угодил на гауптвахту. Хорошо, что во­енные моряки, которые знали, откуда растут но­ги, заступились за него, и Ратмир был возвра­щен к своим рычагам.

Был Холмов и кочегаром первого класса, но его морская одиссея прервалась из-за страшной простуды, в результате которой он потерял голос и даже какое-то время был на инвалидности.

Поправившись, 20-летний Холмов связал свою судьбу с шахматами, теперь уже на всю жизнь. Здесь его биография была не такой бур­ной, хотя ярких эпизодов в ней хватало. Впер­вые Холмов оказался в центре внимания шах­матного мира, когда в последнем туре чемпио­ната страны 1949 года лишил чемпионского зва­ния Геллера. И это при том, что Холмову, со спортивной точки зрения, ничего не было нужно. Но, как Геллеру не пришло в голову решить ис­ход партии закулисными переговорами, так и Холмов никогда не опускался до «сплавов» (за­ранее обусловленных проигрышей). В этой свя­зи вспоминаю, как я играл с Холмовым в одном турнире в Будапеште в 1991 году. Я разговорил­ся с одним из гроссмейстеров молодого поко­ления, для которых сплавы так же естественны, как смена дня и ночи. «Странный тип этот Хол­мов, — говорил этот молодой человек. — С ним ни о чем нельзя договориться. Я только заикнул­ся, как он ответил очень резко. Странный тип».

А впервые мне пришлось увидеть Холмова во время чемпионата страны в Киеве на стыке1964/65 годов. Несмотря на юный возраст, за шахматной литературой я следил. И знал, что его часто называют центральным защитником. Тогда я еще не знал, что всякая дефиниция несколько хромает. А потому был весьма удив­лен, когда Ратмир Дмитриевич обрушил мощь атак на моего кумира Давида Бронштейна, ко­торый сам кого хочешь заатакует. Особенно произвел впечатление ход Холмова конем на пустую клеточку под бой. Это было потрясающе красиво! И сейчас, спустя много лет, можно сказать, что эта партия навсегда вошла в сок­ровищницу шахматного искусства.

Другая его партия, получившая мировую из­вестность, та, в которой он черными обыграл самого Фишера. Далеко не каждому моряку это удавалось. Жаль только, что Фишер был лишен возможности пожать руку Холмову: он играл все партии турнира 1965 года в Гаване по телегра­фу — госдепартамент США отказал ему в выез­дной визе на Кубу.

Конечно, как настоящий моряк, Ратмир Дмит­риевич мог иногда слегка и перепить. Вокруг этого сочинялись всякие легенды. Рассказывают, что в 1971 году во время командных соревнова­ний Холмов опоздал на партию с чемпионом ми­ра Борисом Спасским, сел напротив Полугаевского и сказал: «Борис Васильевич, предлагаю ни­чью». Впрочем, всяких баек в шахматном мире существует полно, и они довольно беззлобны.

А что касается Ратмира Дмитриевича — его уважают все: и шахматисты старшего поколе­ния, испытавшие на себе силу его игры, и но­вое поколение, частенько с удивлением конста­тирующее: а старик-то все еще здорово играет!

Он играл почти до последнего вздоха. О таких говорят: он принял смерть в седле!