так в России в XVIII веке называли ШУЛЕРОВ.
-
У нас сильный идёт о картёжных академиках перебор. Ежедневно приводят их к Измайлову; действие сие в моих глазах, ибо наместник возле меня живёт. Есть и дамы... Академики картёжные, видя крепкий за собой присмотр, многие по деревням скрылись. (Из писем Бантыш-Каменского князю Куракину. По книге: Пыляев. Старое житьё)
Бытописатель М.И. Пыляев на основании воспоминаний и частных архивов составил подробный очерк об играх, знаменитых картежниках и шулерах XVIII-XIX вв. Он упоминал и о той самой московской "картежной академии". При описании шулерских сообществ Пыляев использовал такие слова, как "профессор карточной пестрой магии", "академия игры"3. Так что ироничные "академические" титулования были в ходу для обозначения завзятых игроков-шулеров - задолго до романа Германа Гессе "Игра в бисер" с его "магистрами игры".
Азартные карточные игры тогда находились под запретом, и уж тем более преследовалось мошенничество в игре. Это напрямую следовало как из нескольких указов Екатерины II, так и из "Устава благочиния" (1782). Правда, высочайшие указания мало кого останавливали: "На практике азартная игра не влекла за собой наказания, если она не сопровождалась какими-либо противозаконными действиями и была лишь развлечением, не переходящим рамки семьи или дружеского круга"4. Кроме того, слишком уж тонка была грань между дозволенной игрой "на интерес" и недозволенной - на деньги либо имущество (когда ставки мало-помалу доходили до умопомрачительных размеров).
В весенний Николин день, 9 мая 1795 г., во время традиционного гуляния москвичей в Сокольниках, подрались подпоручик Афанасий Волжин и коллежский асессор Павел Иевлев. При разбирательстве выяснилось, что оба состояли в шулерской "академии". Они не поделили добычу, один вроде бы надул другого, вот Иевлев и побил Волжина. Начавшееся следствие обнаружило многих иных, подобных им "академиков". Занимавшийся этим делом Измайлов извещал императрицу о ходе следствия. 4 июня она направила ему указание:
"Михайло Михайлович.
Не видя из представления вашего о карточных игроках, коих вы по делам Волжина и Шетиловича допрашивали, кто они таковы и чьи те домы, где были сборища для карточной игры, я желаю, чтоб вы доставили мне об них, не исключая ни одного, имянной список"
На житье в уездные города
Покуда следствие еще шло и московское общество только о том и судачило, императрице пришлось разбираться с иным скандальным происшествием в Москве, которое тоже касалось карт. 7 июля Екатерина писала московскому главнокомандующему Измайлову, что жена отставного гвардии поручика Петра Михнева подала ей прошение, жалуясь на мужа, который проиграл в карты до 60 тысяч рублей некоей "соединенной компании" (то есть шайке шулеров). Екатерина предлагала Измайлову расследовать это дело и затем уведомить ее, "из кого состоит та соединенная компания"7. Как видим, тем летом императрице не давали покоя скандалы с шулерами-картежниками.
Мнение о том, что шулерство в России стало профессиональным занятием лишь в начале XIX в.8, следует скорректировать: и прежде, в конце XVIII в., то и дело появлялись такие вот "академии" и "компании".
Окончательное решение о наказании "академиков" Екатерина приняла 7 августа 1795 г.: "Находящихся в Москве коллежских асессоров Павла Иевлева и Дмитрия Малимонова, секунд-майора Роштейна, подпоручика Афанасия Волжина и секретаря Луку Попова, которые, как по произведенному следствию оказалось, не взирая на законную строгость, с какою запрещены в империи нашей всякие азартные и разорительные игры, не только продолжали таковые игры, но при оных употребляли все средства хитрости и обмана для вовлечения других в пагубные свои сети, повелеваем, как людей провождающих праздную и развратную жизнь и совершенно вредных обществу, удалить из столицы нашей, отправя их на житье в уездные города "Вологодской и Вятской губерний", с тем, чтоб городничие тех городов имели за поведением их наблюдение, внеся притом имена их в публичные ведомости, дабы всяк от обмана их остерегался". Императрица далее просила Измайлова подтвердить "всем тем, кои в представленном от вас списке поименованы, дабы они от упражнения в разорительных играх всемерно воздержались под страхом нашего гнева и неизбежного взыскания по законам". Отобранные же у Волжина ценные бумаги на 159 тысяч рублей и различные драгоценности, "яко стяжание, неправедным образом снисканное и ему непринадлежащее", велено было передать на благотворительность9.
Наказание Екатерина II определила самолично, без правильно организованного суда - по-матерински, так сказать. Российские самодержцы и позднее, до середины XIX в., лично распоряжались о высылке и надзоре, если в действиях или помышлениях кого-либо из дворян усматривали нечто предосудительное. Наказания были выборочными и очень зависели от умонастроения монарха в тот или иной момент.
Хворый секунд-майор
Двое из пяти наказанных "академиков" попали на Вятку. Их предводитель, секунд-майор Леонтий Роштейн угодил в Нолинск, а драчун, коллежский асессор Павел Иевлев - в Котельнич. Значительная часть бумаг выявленного архивного дела - это краткие, стандартно составленные доклады нолинского и котельничского городничих на имя вятского губернатора С.Н. Зиновьева, посылавшиеся в начале каждого месяца: мол, за истекший период поднадзорный вел себя прилично.
В ноябре 1796 г. Екатерина II умерла, и на престол вступил Павел I. Новый император, склоняясь на просьбы жены Роштейна, позволил тому вернуться из ссылки. Разве что в обеих столицах жительствовать провинившемуся было строго запрещено. Случилось это не сразу, а лишь летом 1798 г.
Бесчинствующий асессор
Вятский губернатор регулярно получал из Котельнича рапорты о благопристойном поведении другого ссыльного "академика" - Иевлева. Однако до губернатора стали доходить слухи, "что означенный Иевлев при развратности своей в пьянстве ходит по городу один, чинит разные неблагопристойности и угрозы живущим согражданам, выезжая в селении, имея при себе орудие, и производит непозволительные деянии..."
Если верить объяснительной городничего, почтовый экспедитор принял от Иевлева очередную порцию посланий и явился с ними прямиком к городничему! Одно письмо было адресовано губернатору, другое - губернскому прокурору. "По получении их, дабы не навлечь как вашему превосходительству, так равно и господину губернскому прокурору из тех посылаемых им бумаг отягощения, решилса оные распечатать и узнать содержание их, заслуживают ли оные какового либо внимания ко отсылке, куда следовали, и нашед во оных не тол[ь]ко чинимую ложь и клевету, к справедливости невероподобную, но ниже (то есть "и не". - Авт.) похожие, чтоб [они] могли писаны быть с [з]дравым смыслом или разсудком, кроме лишившегося по развратности своей и пьянства всякого чувства, а потому и не имел бы я надобности в доставлении оных, яко не дельных, утруждать начал[ь]-ство"
Игроки и ревизор
Залетевший в уездный городок столичный пижон... А еще - городничий, почтмейстер, вскрытые чужие письма... Ну, да - "Ревизор"! Впрочем, у Гоголя была также комедия "Игроки". А вот намеки городничего, будто поднадзорный мог писать свои сумасбродные послания к высокопоставленным особам, только будучи не в своем уме, - это даже и не гоголевщина, а чаадаевщина какая-то.
Документы вятского архива рисуют выразительные картинки уездной жизни: скучноватый быт, пришибленность местных жителей, трудности с получением квалифицированной медицинской помощи. На таковом блеклом фоне выходки драчливого коллежского асессора (чин VIII класса "Табели о рангах", приравненный к майорскому) прямо-таки блистали.
Считается, что Павел I, начиная свое правление, стал отпускать из тюрем и ссылок тех, кто был наказан Екатериной II, но вот на картежных "академиков" и прочих мошенников его милости не распространялись. Впрочем, хворому и смирному Роштейну вернуться позволили, а буйный Иевлев так и остался в вятской ссылке.
Комментарии (0)